— Вы стоите на пороге 60-летия. Как будете отмечать юбилей?
— Я долго размышлял и пришел к выводу, что никак не буду отмечать. По нескольким причинам. Если уж отмечать, то надо всех приглашать, всех родных, близких и знакомых, кого хочу видеть. Но я что-то подумал, сейчас все-таки СВО. У меня племянник воюет, и поэтому я все свел до минимума. Мы с женой сходим в ресторан вдвоем, посидим, поужинаем, и на этом все отмечание закончится. Так что прекрасно проведем вдвоем время. Потому что сейчас время такое, что, мне кажется, не стоит этого делать, какие-то широкие отмечания, гулянки. Когда все пройдет, закончится, тогда уже вспомним о широких юбилеях. Сейчас пока не стоит этого делать. Очень скромно, все по-домашнему.
— Многие люди строят планы все успеть до определенного возраста. Вы все успели, что запланировали?
— Да нет, ну что вы. Мне казалось, когда заканчивал школу, что 60 лет — это следующий век. Мы читали научно-фантастическую и научно-популярную литературу, думалось, что 2025 год — это вообще где-то за гранью XXI века (смеется); далеко, там уже на Марсе будут яблони цвести, как в песне пелось. И, конечно, сейчас, когда тебе 60, ты понимаешь, что хочется сделать еще больше, чем сделал. Как-то очень быстро все пролетает, моментально, хотя кажется, что вроде долго и много всего (смеется). А, конечно, не успеваешь все сделать. Хочется еще больше.
— Что вы хотели сделать, но пока не осуществили?
— Тут и по работе, и по каким-то проектам. Довести до совершенства владение каким-нибудь музыкальным инструментом. Гитарой сейчас усиленно занимаюсь — и хотелось бы, чтобы это было очень круто, приблизиться хотя бы к профессиональным исполнителям. Может быть, освоить еще какой-нибудь музыкальный инструмент. Я в детстве окончил музыкальную школу по классу баяна — и всю жизнь связан с музыкой. Но чем дольше ты занимаешься музыкой, тем отчетливее понимаешь, что надо достигать всего в раннем детстве, в молодости закладывать более серьезную базу, чтобы стать профессиональным музыкантом. Конечно, до серьезного уровня уже в силу возраста сложно — и пальцы не те, и реакции не те, и память не та. Но все равно хочется усовершенствовать то, что хотя бы есть: баян, гитара, блокфлейта, в этом направлении хотелось бы еще чего-нибудь.
— Чем вы особенно гордитесь?
— Я горжусь своими родственниками и друзьями. Чем еще можно гордиться? Тем, что меня окружают любящие, прекрасные люди. Мне в жизни очень повезло, что у меня такие друзья, такие родственники. Поэтому вот только это и составляет предмет гордости — мои любимые и близкие.
— Наибольшую известность вам принесли роли в комедийном жанре, хотя в вашей фильмографии значатся и драматические роли. В каком жанре вам больше всего нравится играть?
— Я в любых жанрах готов играть. Мне очень нравится вообще выходить на сцену, выходить на съемочную площадку или на эстраду. Неважно. Я хочу, чтобы зрителю нравилось, чтобы он радовался. Жизнь у нас тяжелая. Это не к сегодняшнему дню, она вообще тяжелая. Поэтому мы все время находимся в каком-то странном состоянии, всю жизнь. Многие люди к нам приходят, многие от нас уходят. И когда уходят, это всегда больно, это всегда трагедия. Когда приходят, это радость. Я хочу, чтобы больше людей улыбалось. Жизнь непростая, хочется, чтобы хотя бы на это время, когда они пришли в театр или посмотрели кино с твоим участием, они улыбались, думали о хорошем, о светлом, о добром, смеялись, становились добрее. Мне кажется, этого хочется в любом жанре.
Я умею играть комедию и благодарен судьбе и господу Богу за то, что он меня одарил этой возможностью. Пока не отнял. Но пока есть возможность, я буду в любом жанре играть, где мне предложат, готов к серьезным ролям, к ролям несерьезным.
— Помимо актерской карьеры, вы прославились как режиссер. Как пришли к режиссуре? Как поняли, что хотите попробовать себя в этой роли?
— Вы знаете, когда стал участником любительской театральной студии, еще до поступления в театральное училище, у меня как-то сразу это пошло. Я только-только первые шаги начал делать в сторону того, чтобы понять, что такое актерская профессия. И параллельно у меня так в жизни получилось, что в качестве режиссера какой-то маленький отрывочек самостоятельно сделал. Тогда были показы самостоятельных работ в театральной студии. По серьезной системе: у нас был режиссер Борис Тудаков — он сам выпускник Щукинского училища, — были и самостоятельные работы, и всякие наблюдения. Это мне потом помогло, когда я в Щукинское училище поступил, и вообще в профессиональной деятельности. Сначала были отрывочки на любительском уровне, а потом я поставил свой первый спектакль — детский, по Корнею Чуковскому, «Крокодил».
С 86-го года мои режиссерские потуги проявляться стали в училище, там я поставил [еще один] спектакль. Его даже отметили, он стал дипломным у нас на курсе. В общем, параллельно развивался как актер и как режиссер. Всегда занимался этими двумя профессиями, пытался в них вырасти — пробовать, искать, ставить, экспериментировать. До сих пор продолжаю, вообще не останавливаюсь — и играю, и ставлю.
— Если говорить об этих двух профессиях, что вам все-таки больше нравится: быть в кадре или работать за кадром в качестве режиссера?
— Вы точно сказали: это две абсолютно разные профессии. Мне нравится быть и в подчинении под режиссерским началом, и пытаться искать общий язык с режиссером. Когда я артист, это совершенно другой человек: пытаюсь найти консенсус, предложения вношу, но всегда стараюсь соблюдать этическое начало. Когда я как режиссер выступаю, это уже, опять же, совершенное другое — профессия, взгляд. При этом — в силу того, что я сам артист — немного иначе отношусь к актерам, уделяю им особое внимание. Но люблю я обе профессии. И смена деятельности — как минимум конкретно мне — идет на пользу.
— В одном из интервью вы рассказали, что можете сами придумывать себе роли. А в «Папиных дочках» сыграли Эдуарда Владимировича Радуевича. Как появился этот интересный персонаж, сами его придумали?
— Нет, его написали и придумали за меня сценаристы, это их заслуга. С именем и фамилией выдумывать было особо нечего — практически мои. Авторы проекта рассчитывали на меня изначально — мне было предложено, я с удовольствием согласился, ничего туда не привносил. И получилось так, что меня, если можно так сказать, даже увековечили в этой работе (смеется).
В «Папиных дочках» мы играли с Танечкой Орловой — а сейчас с ней выходим вместе в одном из антрепризных спектаклей. И с Нонной Гришаевой, и со всеми было замечательно работать, весело.
— Культовый проект «Папины дочки» вернулся на экраны в конце 2023 года. Вы не стали принимать участие в съемках, почему отказались?
— Я не отказывался. Просто там совершенно, я так понимаю, другой сценарий, другая история. И, наверное, моему персонажу не было места. Cам сериал не смотрел, но это нормальное дело, пошла другая история — уже про детей детей.
— Бытует мнение, что продолжение фильмов и сериалов всегда хуже. Что вы думаете по этому поводу? Как относитесь к долгоиграющим картинам?
— Это небезосновательно, я тоже [такого мнения] придерживаюсь. Вообще говоря, не очень люблю, когда сначала условный «Чужой-1», а потом уже до десятой части доходит. Как режиссер и актер считаю, что не стоит забегать на такую длинную дистанцию. Думаю, [в среднем] двух сезонов достаточно, если речь идет не про скетч-шоу. С другой стороны, если это удачная история, смотреть можно долго: если талантливо, делайте хоть 20 сезонов. Самое главное — чтобы было талантливо, интересно. А там уж зритель решит, смотреть или нет.
На мой взгляд, «6 кадров» мы закончили вовремя — отснялись и на верхушке популярности ушли. Судьба тогда так распорядилась, что у нас не получилось продолжения. Но, как говорится, что ни делается... Потому что, думаю, дальше было бы хуже. Мы же не молодеем, все в нас меняется: и внешность, и фигура, и походка. И глаз меняется. То есть было бы уже, наверное, неправильно, что старички играют молодых. Должно быть хорошее чувство меры. Это одно из важнейших чувств, к которым надо прислушаться. Если в художнике оно есть, он всегда будет в выигрыше.
— Вы приложили руку ко многим культовым российским ситкомам XXI века — «Моя прекрасная няня», «Кто в доме хозяин?», «Папины дочки», «Сваты». Какой из этих проектов вам больше всего полюбился?
— В каждом из них у меня есть определенная доля участия, и все они разные. Где-то снял практически весь проект, где-то — несколько серий. Понимаете, я всегда с любовью отношусь к любому своему проекту, в котором принимал участие. Очень критичен к своей работе, но при этом всегда с благодарностью вспоминаю любую из них. Тепло отношусь к каждому из этих проектов: где-то там одни и те же люди из группы в группу перетекали, где-то — новые артисты. Умение приспосабливаться, работать с совершенно разными фактурами, актерами, психологическими нюансами, характерами — это огромный опыт. С благодарностью отношусь к тому периоду, когда очень активно снимал. Однако не пересматриваю практически ничего из того, что я делал.
— Вы говорили, что критически относитесь к своей работе. Поэтому не пересматриваете?
— Нет. Я сделал — и если зрителю понравилось, очень рад. Если не очень понравилось, всегда прислушаюсь и пойму, что надо изменить. Понимаете, я это снимал, я это придумывал, я это помогал монтировать, я в этом принимал активнейшее участие. И всех этих серий уже насмотрелся до такой степени, что мне не стоит их опять пересматривать. Есть, конечно, какие-то эпизодики, иногда их застанешь по телевизору и подумаешь — а вроде ничего... Или наоборот — сейчас бы снял иначе, по-другому завернул бы историю, можно было посмешнее сделать и шутки добавить. Но это уже все вышло — как говорится, плевок в вечность. Ты уже «плюнул», так что теперь все, ничего не исправишь.
— Насколько сложно работать с актерами — с точки зрения режиссера?
— Это самая важная и тяжелая часть режиссерской работы. А многие просто боятся этого — или не уделяют должного внимания, уходя в постановочные эффекты, «вылизывая» картинку. И про артистов забывают. Но ведь главнее артиста нет ничего — ни в театре, ни на эстраде, ни в искусстве в целом. Если ты с ним не работаешь, значит — его бросаешь. Режиссеру так поступать нельзя
У меня первое правило режиссерское — не подставить артиста, оградить его. Если слабый сценарий, то прикрыть или попытаться вытащить из него. Если он в неудачном ракурсе, значит, надо по-другому построить мизансцену. Если он не на своей роли — подговорить как-то решить по-другому, вместе с ним найти образ, чтобы он был выигрышный. И ни в коем случае не подставить, чтобы он выглядел дурно.
— У многих зрителей вы в первую очередь ассоциируетесь с шоу «6 кадров», которое стало настоящим феноменом российского телевидения. Как вы думаете, почему проект добился такой огромной популярности? И почему сейчас чего-то подобного на российском телевидении нет?
— Я не знаю, есть сейчас или нет, — не особо слежу за шоу. Мне кажется, тогда просто все совпало: время, место действия, персонажи. Был блестящий кастинг, проведенный командой Вячеслава Муругова, с ним пришли сценаристы, которые придумывали скетчи. Конечно, Александр Жигалкин, который не только мой друг, но еще и однокурсник. Они провели блестящий кастинг, выбрали нас шестерых — и это все здорово срослось. Мы практически все знали друг друга, не были безызвестными. По-человечески и профессионально совпали, смогли удержаться, десять лет с удовольствием снимались — и до сих пор общаемся, дружим. У нас прекрасные отношения со всеми. Это тот редкий случай, когда просто все сложилось.
— Продолжая тему «6 кадров»: среди всего того бесчисленного множества антреприз, которые были выпущены в рамках проекта, какая лично вам кажется самой смешной?
— Ох, мы их ведь тысячи отсняли за десять лет... Когда собираемся на междусобойчики, то, конечно, вспоминаем определенные эпизоды и что оставалось за кадром (смеется). Но это настолько внутренняя кухня... Один-единственный скетч вырвать невозможно, однако меня больше всего радуют те, когда мы все вшестером в кадре. Хотя, наверное, их и не так много. Многие из скетчей казались пророческими и подходят к политическим событиям или стране. Как, допустим, скетч, где «вот посмотрите, ничего не происходит, мы находимся с вами на месте, где только что ничего не произошло». И там мы пятеро: Сережка Дорогов, Андрюха Кайков, я, Саня Жигалкин и Федька Добронравов. Мы все пятеро там как раз и находимся.
— Были ли в истории «6 кадров» сценки, которые не вышли из-за цензуры?
— Такого не было. Но у нас была внутренняя цензура. Мы старались не шутить ниже пояса, старались, чтобы было смешно. Если не было шутки или финал не очень, старались добавить два разных дубля, два разных финала, чтобы потом на монтаже у режиссеров и продюсеров была возможность выбрать. И держали свою внутреннюю планку. Ее надо держать, чтобы и самим не было стыдно, и зрители могли нас смотреть — зрители любых возрастов.
До сих пор, когда приезжаю в другой город на гастроли, люди говорят: «Мы так любили ваше шоу. И детей наказывали вашим шоу». Спрашиваю: «Каким образом?» Отвечают: «Они если плохо учились или плохо себя вели, мы запрещали им смотреть очередной выпуск. И они очень сильно расстраивались». Но самое главное, что все без исключения говорят: это единственная передача, которую мы позволяли смотреть нашим детям, это был семейный просмотр.
— Ваш отец — военный. Известно, что вы хотели пойти по его стопам и с юного возраста готовились к карьере военного, но вас не допустили по состоянию здоровья. Вы с детства хотели быть похожим на отца?
— К сожалению, в этом году отца похоронил. Сначала справил его 95-летний юбилей, а через две недели он ушел. Мне сейчас уже 60 исполняется, но хочется какие-то вещи в себе подправить, потому что я счастливый человек именно благодаря отцу. Он для меня и в детстве, и в юности, и в зрелом возрасте был и остается примером и идеалом. Для меня это пример идеального человека, мужчины, гражданина, профессионала. Я какие-то вещи в себе поправил бы, попытался хотя бы приблизиться, чтобы соответствовать ему. Мне повезло. У меня самый лучший отец был!
— Как вы переживали утрату? Что помогло справиться?
— Переживать было некогда — так получилось, что остался в семье за старшего. Надо было заниматься организацией похорон, а сестра и старший брат сейчас болеют, к сожалению. Я запретил себе переживать, мне надо было самоорганизоваться и достойно проводить отца в последний путь. И слава Богу, что все получилось. Он был похоронен с воинскими почестями, c салютом, караулом почетным. Помогли и сослуживцы, и люди, которые любили его по службе, и совет ветеранов. Землю выделили, помогли. C февраля прошло полгода, и cтранная штука — я вспоминаю о нем каждый день, вспоминаю только хорошее, только светлое.
Хотя у меня особо и не было конфликтов с отцом. Мы не ругались. Нас жизнь раскидала по разным городам с детства, поэтому каждая встреча была праздником. Сейчас я вспоминаю только веселое, только хорошее, как он улыбается, как рассказывает, как смеется. Это был прекрасный рассказчик, а как пел... Не имея музыкального образования, прекрасно пел, у него был очень хороший музыкальный слух от природы. У меня у бабушки, кстати, так же. Бабушка великолепно пела. Если бы не Гражданская война и Великая Отечественная, мне кажется, она могла бы очень прилично петь — и, наверное, по-другому бы судьба сложилась.
Думаю, если и существует то, что мы называем раем, то отец там. Он остается в моих воспоминаниях, и мы с ним общаемся, мысленно естественно. Вредных привычек у него не было, с людьми он всегда был открыт, был глубокой порядочности человек, настоящий офицер, человек чести. Я знаю, что он в раю, мне и спокойно, и светло становится от этого. Счастлив, что мне приходят такие хорошие воспоминания. У меня самая светлая и самая прекрасная память об отце.
— Какие качества от отца вам удалось унаследовать?
— Работоспособность — это в семье все прививали, бабушка, мама моего отца, тоже меня воспитывала. Любовь к труду, упертость в хорошем смысле слова — для достижения поставленной цели. И чтобы если что-то пообещал, то выполнять. Если дал слово людям — выполняй! Стараюсь соответствовать. И любовь к спорту, конечно!
— Жалеете ли, что так и не удалось стать военным?
— Сейчас жалости уже не осталось. Первое время очень тяжело было, считал, что вообще все несправедливо. Было обидно, потому что я все детство готовился к карьере военного, но что ни делается — все к лучшему. Чего уже жалеть? Я счастливый человек на самом деле, нашел себя в профессии.
— Сейчас занимаетесь каким-нибудь видом спорта?
— Спортом я не занимаюсь. Для себя, поддержания физической формы — гимнастика. Хотя сейчас проблемы со здоровьем, опорно-двигательным аппаратом: надо сделать операцию на ноги, поменять суставчики — и опять буду прыгать-скакать. Я ярый болельщик и хожу на матчи московского «Динамо» — и на хоккей, и на футбол. На футбол реже получается выбраться, а на хоккей часто хожу.
— Что приносит вам счастье?
— Меня окружают прекрасные люди, любимые родственники, я занимаюсь любимым делом. Что еще надо? Ты занимаешься любимой работой, состоялся в профессии и собираешься в ней совершенствоваться, тебе нескучно — да еще и получаешь похвалу и любовь зрителей! И друзья у меня великолепные, просто фантастические! Я счастлив, что мне так повезло в жизни, что встретил таких людей, которые окружают меня. И родственники у меня замечательные, которых я люблю. По-моему — это самое большое счастье!