Главные события последней недели — антиклерикальное письмо группы академиков и антикоррупционный нацпроект Нарышкина — могут оказаться новостями на одну тему. В том смысле, что рост влияния церкви и возрождение моральных ценностей могут в конце концов привести к формированию новой деловой этики, как минимум не поощряющей, скажем так, ни коррупцию, ни воровство вообще.

На мой взгляд, сейчас мы наблюдаем вторую волну интереса к православию. Первая имела место в перестройку и в самом начале постсоветского периода. По ходу и сразу после крушения СССР люди искали новые, хоть какие-то идеалы. Быстро найдя религию в качестве идеологической системы, многие столь же быстро от нее и отказались в бурные 90-е, когда в моду стремительно вошли хорошо упакованные и user friendly либеральные ценности. Сейчас, как мне кажется, идет качественно иной процесс гораздо более сознательного прихода в церковь. Что, подозреваю, особенно напрягает противников православия, так это то, что влияние церкви стремительно распространяется в высших эшелонах власти. Высшие руководители страны, как говорят, активно воцерковляются, причем вне зависимости от национальности.

Последствия такого сознательного воцерковления гораздо глубже, чем это было у неофитов 80–90-х.

И если новообращенные в православие чиновники эпохи Бориса Ельцина просто стояли со свечками, то нынешние активно участвуют в церковной жизни.

Скажем, один из полпредов, как говорят, лично курирует восстановление церквей и монастырей на вверенной ему территории.

Подозреваю, что и история с введением изучения основ православия в школе, возмутившая академиков, произошла от того же искреннего усердия к вере каких-то новообращенных чиновников.

Я лично в отличие от академиков не вижу ничего плохого ни в преподавании православия в школе (тем более факультативного), ни в росте влияния церкви в обществе. И вот почему. Как мне кажется, этот процесс в обществе идет не сверху вниз, православие, религиозность отнюдь не насаждаются сверху. Этот стихийный процесс идет во всех слоях общества.

Скажем, мне доводилось наблюдать бизнесменов средней руки, которые договаривались вести между собой дела по-православному. Подразумевалось, что партнеры будут предельно корректны по отношению друг к другу, а о «кидалове» не может быть и речи. Честно говоря, ни в одном случае не знаю, чем все закончилось на практике.

Но вообще такого рода сцены в XXI веке смотрятся несколько непривычно. Кажется, что они органичны только в России XIX века. И в тот период, как кажется, заключенные бородатыми православными мужиками сделки выполнялись неукоснительно. Вообще о деловой этике того периода, по крайней мере у меня, существуют по большей части идеалистичные представления: люди по большей части не воровали, старались держать слово, зарабатывать не любой ценой, помогать ближним и так далее (у кого были родственники-купцы, полагаю, разделяют эти представления).

А деловая этика в Российской империи, как и вообще общественная мораль, была, несомненно, православной.

Безусловно, те времена не вернуть, и моральные ценности XIX века ни при каких условиях нельзя инсталлировать в век XXI. Но современная этическая система, построенная на тех же принципах может оказаться как вполне жизнеспособной, так и весьма симпатичной — особенно в сравнении с теми системами, которые предлагались России в последние 15 лет. Либеральная модель вообще очень гибка в этическом отношении, понятия добра и зла там вообще довольно размыты — грубо говоря, «не пойман не вор». Эта модель хорошо работает на Западе, потому там она построена на сформированном веками фундаменте из католической или протестантской морали.

В России она была посажена на оставшуюся после крушения коммунизма пустоту, обильно приправленную уголовно-пацанской этикой начала 90-х. Получился кошмарный гибрид под девизом «если Бога нет, то все можно», и, соответственно, мы поимели кошмарные 90-е.

Сейчас под укоренившийся вроде бы в обществе условный либерализм подводится православная система добровольных моральных ограничений. Мне представляется, что, как и в случае со странами Западной Европы, такая система будет вполне симпатичной, а ее распространение будет иметь определенно позитивные последствия для общества. Поясню на примере. Православному бизнесмену определенно западло заниматься разводками в духе Бориса Абрамовича Березовского, потому что провернуть их, не нарушая ежедневно заповедей и духа христианского учения, определенно невозможно. Этической системой, безусловно, не искоренишь коррупцию. Но, во всяком случае, есть надежда, что несколько сократится предложение, то есть количество совместных «проектов» по расхищению общественной собственности, которые предлагаются чиновникам бизнесменами. Как показывают многочисленные исторические примеры, православная этическая система, к несчастью, почти не ограничивает спрос, то есть коррупционную инициативу со стороны чиновников: во все времена поборы со стороны властей носили системный характер. Может быть, я ошибаюсь, но деятельность нарышкинской комиссии должна сократить эту активность.

Получается, что борьба Нарышкина с коррупцией и рост влияния церкви, возрождение моральных ценностей есть проявления движения общества в сторону оздоровления или, во всяком случае, попыток его туда сдвинуть.

Понятно и почему этот процесс вызывает раздражение у определенной — весьма значительной — части общества. С одной стороны, православная культура в бытовых проявлениях не всегда терпима к «чужим». А попытки государства победить коррупцию раньше слишком часто вырождались в фарс, чтобы каждый новый заход не вызывал у обираемых ничего, кроме раздражения.