Невероятный звездный кастинг «Города» довел киноманов всех мастей до оргиастических истерик задолго до выхода фильма в прокат. Продукт, один к одному копирующий графические романы американского художника Фрэнка Миллера, оказался художественным подвигом на грани фола: Бенисио дель Торо полроли гуляет с внушительным болтом во лбу, изображая собственный труп, у Элайджи Вуда пожирают его легендарные хоббитовские ноги, а Микки Рурк, покушав антидепрессантов, увлеченно расстреливает каменную статую Рутгера Хауэра в кардинальском облачении... Киноманские судороги переходят в апоплексический удар.

Собственно «Город» — три меланхоличных анекдота, более или менее взаимосвязанных единством времени (вечная городская полночь с тревожными тенями, злой луной и кирпичными проулками), действия (взаимные подставы, усугубляемые желанием кого-нибудь съесть или убить) и персонажей (проститутки, маньяки, хорошие и коррумпированные копы).

Все вместе более или менее имитирует закольцованный перфекционизм тарантиновского «Чтива» при более или менее одинаковой цене вопроса – любовь-морковь. Город навечно застрял в артистичной эпохе траченных молью фетровых шляп, серебренных кольтов и помятых полуночных мужиков с недолеченной язвой и голосом Фрэнка Богарта, которым «жена приготовила лучший в мире бифштекс, но им обязательно нужно достать того подонка». Нуар.

Брюс Уиллис, сыгравший одного из мужиков, в финале сплевывает в кулачок половину легкого и пускает себе пулю в лоб, защищая ангелоподобную стриптизершу (Джессика Альба) от козней злобного сенатора. Другой персонаж – Марв (Микки Рурк), впечатляющая помесь Халка и Джека Потрошителя, распутывает нити каннибальского заговора с участием кардинала (Хауэр) и подростка-оборотня со взглядом василиска (Элайджа Вуд): парочка приобщалась к божественному, нарезая из девушек бифштексы. В третьей истории благородный лузер Дуайт (Оуэн) спасает коммуну проституток, по ошибке гробанувших сексуально озабоченного господина (дель Торо), оказавшегося копом. Все вместе они тусуются в стриптиз-баре, где Джессика Альба задает мужикам жару, швыряя лассо и натирая шест ковбойскими кожаными гетрами.

Чтобы выписать себе и нам индульгенцию на этот шикарный нуаровый декамерон, католику Родригесу пришлось окончательно похоронить режиссерскую стыдливость и развить до логического конца самый популярный грешок современного кинематографа – его продолжительный, маниакальный и двусмысленный роман с комиксом.

«Город грехов» — уже не целомудренная диффузия одного в другое, как в глянцевых экранизациях «Марвел» или «Дарк Хорс», а настоящая алхимическая свадьба, из которой двоим – кино и комиксу — живьем не выбраться. Комикс процветает, а вот от кино остаются 24 кадра в секунду, живые актеры и политкорректный каннский приз «за технические достижения».

Жестокой свадьбе, кстати, предшествовал развод: на время съемок Родригесу пришлось изменить кинематографу и выйти из американского кинопрофсоюза, запрещающего режиссерские дуэты, так как сорежиссером фильма он сделал своего кумира Фрэнка Миллера – довольно редкий случай, когда художника комиксов допускают к многобюджетной режиссуре вообще (вспомнить тут можно разве что Энки Билала и Терри Гилльяма).

Закончилась эпопея мезальянсом.

Строго говоря, «Город грехов» — не экранизация комикса Миллера, а собственно комикс, полностью поглотивший идею экранизации.

Вся кинотехнология Родригеса оказалась тотально и сознательно этому комиксу подчинена. Других задач не ставилось. Результат – настоящий комиксовый иконостас, красиво эксплуатирующий такие архетипические штуки, как взаимоотношения красавиц и чудовищ, специфически мужской страх навечно потерять брачного партнера вкупе с ненавистью к матриархату, граничащей с невротичным восхищением: такой толпы эксцентрично красивых проституток, как в «Городе», вы еще не видели.

Какие, собственно, нужны истории иконостасу? И вообще, сколько в истории кино их было всяких разных, а в памяти, согласитесь, все равно выживают лишь эйзенштейновские червяки в матросских щах, чапаевская картошка и «брюки превращаются». «Город грехов» дополняет коллекцию священником-каннибалом (Хауэр), прижимающим к груди отпиленную голову Элайджи Вуда, или опаленный кусок мяса по имени Марв, обклеенный кусками пластыря, как рождественская елочка (одна из лучших ролей Рурка, хотя его бенефис в «Высшем пилотаже» тоже никто не отменял). Сюда же – абсолютно невозможные в кино белые тени и черные дождевые струи, к реальности, даже киношной, не имеющие положительно никакого отношения. Вот так просто взять и сдать кино со всеми его драматургическими потрохами: Родригес всегда отличался приятной простодушной прямотой.

Гениальный оказался Пятачок.

Комикс, родившийся больше из иконы, чем драмы, отныне будет учить кино немножко другим историям. Перед иконами, как известно, не рассуждают о хитросплетениях человеческой судьбы, перед ними молятся.

Вот, скажем, американцы молятся своему жестокому ноктюрну на тему «Америка, которую мы потеряли»: Миллер-то рисовал свой «Грешный город» как раз тогда, когда мэр Нью-Йорка Джулиани производил методичную санацию Таймс-сквер от индустрии пип-шоу, стриптиз-салонов и порношопов. «Город грехов» таким и получился — иероглифически совершенным воспоминанием о грехопадении цивилизации. В стиле, понятное дело, нуар.

Теперь вообразим сынка сенатора из Совета федерации, избивающего девушку кнутом, православного каннибала-митрополита или неудачника-фотографа, спасающего московских проституток от порабощения московским ГУВД… Соблазнительно, конечно, но сомнительно... За такие иконы у нас, скорее всего, убьют, а если и не убьют, то выйдет нечто среднее арифметическое между «наша милиция меня бережет» и «черт в гостях у пьяницы». А на такой-то территории не то что до «грехов», еще и до «города» целую вечность добираться надо.

Не полагаться на отечественный транспорт и попасть в «Город грехов» сразу и за разумные деньги можно уже с четверга в большинстве кинотеатров.